Мужчины продолжили переругиваться, а Консуэло сказала:

– Мама, мы должны им помочь. У меня есть немного денег. – Она кивнула на сумочку, которую брала с собой с тех пор, как стала получать карманные деньги.

– Это очень благородно с твоей стороны, но мы не можем просто раздавать деньги, иначе скоро возле нашего дома соберутся все городские попрошайки.

Гарольд перегнулся через сестру, выглянул в окошко и сел обратно.

– Мне не нравятся эти люди.

Вилли успокоил его:

– Не бойся. Они просто… как пираты на пенсии.

– Я боюсь пиратов.

Консуэло взяла Гарольда за руку.

– Эти люди хорошие, просто они голодны. Ты тоже иногда злишься, если проголодаешься.

– Это правда, – согласилась Альва и, поскольку дальше сидеть в карете смысла не было, вышла на тротуар. Повернувшись к детям, она сказала: – Пойдемте. Просто смотрите на Эрика – вон он, открыл для нас дверь. Прямо домой, – предупредила она Консуэло. – Я знаю, это трудно, но ничего не поделаешь: иногда жизнь – трудная штука.

– Мама, пожалуйста. Я скажу им, что это только один раз.

Альва посмотрела на дочь и на людей на крыльце, которые волей судьбы превратились в попрошаек.

– Хорошо, но только один раз, – ответила она, открывая свой кошелек.

Они решили отправиться в Ньюпорт сразу, как только «Альву» подготовят к новому путешествию. Детям требовалось отвлечься от смерти любимого кузена – бегать по полям, лазать по скалам, плавать, кататься на лодке, бегать и ездить верхом. Новый дом, который с самого начала стали называть «Мраморным» из-за обилия этого материала, был почти завершен. Оставалось несколько финальных штрихов, но уже можно было принимать первых гостей. Альва решила сосредоточить все свои мысли исключительно на этом.

Идя на моторе вниз по Северной реке, они махали людям на манхэттенском берегу и пассажирам на других судах. Стоял погожий июньский денек, на небе ни облачка – самая подходящая погода для водной прогулки. Впервые за последние недели Альва почувствовала воодушевление.

О чем задумался капитан Моррисон, когда прямо перед яхтой возник теплоход? Может, он читал журнал или болтал с гувернанткой, которая любила подниматься на мостик и вести беседы с инженером? Какой бы ни была причина, следовало срочно что-то предпринять, дабы избежать столкновения…

– Моррисон! – взревел Уильям, устремившись к рубке.

– Быстро ко мне! – крикнула Альва, оттянув детей от борта в центр палубы.

Они инстинктивно присели и схватились за ближайший трос.

Через мгновение яхта резко развернулась, едва не протаранив левый борт теплохода, потом раздался глухой удар, треск дерева и чей-то крик.

– Оставайтесь на месте, – велела Альва детям и подошла к ограждению, чтобы посмотреть назад.

Она почувствовала, как яхта замедлила ход. В кильватере показались обломки того, что раньше, скорее всего, было гребной лодкой. За них с трудом цеплялась какая-то женщина. В нескольких ярдах от женщины виднелась еще одна фигура, которая уже почти скрылась под водой.

– Остановите яхту! – закричала Альва Моррисону. – Разверните ее!

Члены экипажа тоже собрались у бортика. И хотя яхта шла медленно, Моррисон даже не пытался ее развернуть. Тем временем женщина скрылась под водой. Другой человек тоже исчез из виду.

Альва побежала к рубке.

– Господи, да почему же вы ничего не делаете?

– В этом нет смысла, – пожал плечами Моррисон. – Пока мы развернемся, они либо выплывут к берегу, либо утонут.

– Уже утонули, – сказал матрос, появившийся в дверном проеме. – Нигде не видать.

Уильям и капитан переглянулись. В рубке повисла напряженная тишина, только низко гудел мотор.

– Идем вперед, – проговорил капитан Моррисон.

Уильям никак не отреагировал.

Моррисон добавил:

– Поверьте мне.

– Да, – кивнул Уильям. – Хорошо. Идем вперед.

– Как только прибудем в Ньюпорт, я отправлю телеграмму Депью.

– Уильям, но мы не можем… – вмешалась Альва.

– Это вас не касается, – перебил он. – Позаботьтесь о детях.

К счастью, дети ничего не видели. Взяв Консуэло за руку, Альва сообщила им:

– Мы врезались в лодку, на ней было два человека. Помолитесь за них.

На следующий день вышла статья о мужчине, который арендовал лодку, чтобы покататься по реке в сопровождении спутницы, оказавшейся его служанкой. Писали, как лодку «разрезало надвое», как мужчина безуспешно пытался ухватиться за ватерштаги «Альвы», как женщину отшвырнуло в сторону, как ей удалось уцепиться об обломок лодки, но удержаться не получилось. Оба утонули. Команду «Альвы» обвиняли в том, что они не бросили тонущим спасательные круги. Было ли обвинение справедливым, Альва не знала.

В статье написали, что яхта принадлежит Уильяму К. Вандербильту, однако не уточнили, находился ли на борту он сам или кто-либо из прочих Вандербильтов.

Альва ненавидела эту недоговоренность.

И одновременно была за нее благодарна.

Не в силах примирить злость с чувством благодарности, Альва с головой погрузилась в отделку Мраморного дома. Она подбирала точное место для каждого ковра, предмета мебели, гобелена, картины, скульптуры, лампы, вазона и любой безделушки; она выбирала драпировку штор и высоту травы на газоне, который спускался от ступенек задней веранды к синеве воды («только не думай о воде»). Она продумала в деталях лужайку, деревья и цветы – в лучах летнего солнца они выглядели идиллически. Она критически осмотрела детей: Гарольд, восьмилетний озорник, был всеобщим любимцем; у Вилли, которому уже почти исполнилось четырнадцать, над губой пробивались первые русые усики, он обожал лошадей и был гордым хозяином двух кобылок, которых часто пускал вперегонки; и, наконец, пятнадцатилетняя Консуэло, тоненькая, как тростинка, с каскадом пышных волос, которую всегда можно было найти на диване с книжкой на коленях. Она все время сутулилась, даже когда ходила…

С этим нужно разобраться…

Доктор прописал ей для укрепления мышц живота и выработки правильной осанки два часа в день носить специальный металлический корсет: один ремешок на талии, один – на голове.

– Я знаю, что тебе неудобно, – твердила Альва, застегивая пряжку на голове дочери. – Но это только на месяц. Может быть, чуть-чуть дольше. Однажды ты меня за это поблагодаришь.

В ответ на ее слова на лице дочери появлялись лишь злость и обида. Ах, это нежное дитя… Как она выживет в жестоком мире? Ей придется закалиться для собственной пользы.

Дни в Ньюпорте походили друг на друга как две капли воды, и это успокаивало: когда не нужно думать, на что потратить время, можно вообще ни о чем не думать. Подняться к завтраку, одеться к завтраку, съесть завтрак. Одеться для конной прогулки, покататься. Нарядиться для похода в «Казино» на теннис, посмотреть теннис. Заглянуть в магазины. На обед сходить к знакомым или позвать их к себе. Переодеться в купальные костюмы и отправиться с дамами на пляж, отдохнуть на пляже. Снова сменить наряд и посмотреть, как мужчины играют в поло. Взять фаэтон и отправиться в город с визитами. Вернуться домой к чаю, вздремнуть, переодеться в вечернее платье – пока они носили траур по племяннику, все развлечения ограничивались скромными днями рождения, ужинами в честь помолвок и приемами высокопоставленных гостей. Времени на раздумья, самокопание и вопросы о смысле происходящего не оставалось. Но ведь они убили двух ни в чем не повинных людей… Возможно, они были любовниками, взяли сандвичей и собрались провести на реке день, полный солнца и поэзии. Возможно, она любила петь. Может быть, у него была гитара. И вдруг над ними выросла огромная желтая яхта, и всему пришел конец…